Книга Пути. История XIV
Уже давно никого не пугают одиночеством. Уже давно, очень давно, нас пугают жизнью не ради себя, отложенной, отягощённой обязательствами, заурядной жизнью, состоящей из выбора и жертв во имя старости и мифического стакана воды.
Уже давно не принято жить в браке ради брака, рожать детей, потому что это естественно, потому что беременность — это не выбор, а неизбежность. Уже давно стало глупым терпеть супругов из-за страха одиночества. Потому, что личная жизнь каждого — это личная жизнь каждого, его выбор и он, конечно же, верен. Потому, что глупо терпеть, если можно уйти. Потому, что тело женщины — её дело, и никто не в праве решать за неё: рожать или делать аборт. Потому, что это личное дело мужчины — его личная жизнь и количество половых партнёров, и не касается это никого, кроме него.
Есть только жизнь. Есть только здесь и сейчас. И никто не знает, что будет потом. Оно будет когда-нибудь. Потом.
************
Старик. Седой, сгорбленный и сломленный, одинокий старик — он, несомненно, понимал, что умирает. Его страшило то, что ждало впереди: боль, бессонные одинокие ночи, страшный кашель, отрывающий от его лёгких миллиметр за миллиметром, и звенящая пустота в квартире.
Я вижу перед собой старика и мне безумно его жаль. Ссутулившийся, осунувшийся, сморщенный и обессиленный, он обречённо ждёт своей очереди покинуть этот мир.
Я вижу перед собой старика, и ничего не могу с собой поделать: мне его жаль.
Старушка. Сухонькая, аккуратно и медленно ступающая старушка. Она, несомненно, понимала своё будущее: постепенное угасание в нищете от голода, холода и старости, приносящей с собой болезни изношенного тела. Её силы стремительно угасали, уступая место боли, безжалостно оставляя ей отменно работающий мозг, служивший теперь палачом: ей суждено было жить каждый день в отчаянии своей беспомощной старости и бесконечных сожалений.
Я вижу перед собой старушку, и ничего не могу с собой поделать: мне её жаль.
Мы так устроены: мы жалеем седину и морщины. Мы видим перед собой вынужденную и необратимую, нищую беспомощность, и жалеем стариков изо всех сил...
А когда-то они были молодыми, полными сил. Окружёнными соседями, друзьями, а кто-то, конечно, семьёй. И куда оно всё подевалось?
А ведь эта старушка, в прошлом молодая, горячая и красивая, жила так, как ей было удобно: одного ребёнка она родила, вырастила и хотела просто пожить. Для себя и мужа: жизнь коротка, и нельзя её тратить на трудности и новых детей, нельзя обременять себя, если не хочется. Она неоднократно повторяла, что это её выбор, и что её тело — её дело. Она свою социальную роль выполнила и пришло время подумать о себе. А жизнь — беспощадна, она просто выбирает человека, а там мало ли способов: рак, авария, случайность... И нет больше ни мужа, ни сына. Есть только одна пожилая женщина и её самое большое сожаление, которое останется с ней до самого последнего вздоха: надо было рожать.
А ведь этот старик, в прошлом импозантный и интересный мужчина при деньгах, выбирал жить сегодняшним днём, выбирал удовольствие и праздник. Семья явно не была в его списке приоритетов. Соседи постоянно слышали его празднование "здесь и сейчас" — для него не существовало правильного и неправильного выбора. Был просто выбор: безудержный секс с молодыми красотками, вкусный алкоголь и вечный праздник. А жизнь — неизбежна, у неё всегда есть конец: рак, СПИД, авария, случайность, сердце, возраст — да мало ли способов... И больше нет соседа. Садясь в авто машины, увозящей его в хоспис, был только мужчина и его последний взгляд на дом, в котором он мог бы быть счастлив и, возможно, ещё жив.
Мы так устроены: больше всего боимся прожить жизнь зря, боимся пройти мимо ярких витрин, шумных ресторанов и потрясающих курортов и потом сожалеть о том, что не сделали. Невыносимо страшно потратить жизнь зря на вечные проблемы в семье, бесконечно решая трудности изо дня в день, и терпеть, терпеть, терпеть — ради чего?! И ещё страшнее заводить детей: это обуза, якорь и слишком дорогое удовольствие. А ведь жизнь одна! И молодость одна.
Мы так устроены: мы боимся старости и гоним от себя мысли о ней. Так, словно, если прогнать её, не думать о ней и настраиваться на позитив, то уйдёт и сама старость. И останется только вечная молодость и вечный праздник.
Но мы так устроены: глядя на стариков, мы их не просто жалеем — в нас ноет тоска неизбежности этой же участи. В этих унылых старческих лицах, покрытых морщинами обречённости, в их потухших глазах и сгорбленных под тяжестью реальности плечах, мы видим отражение будущих себя. В них, когда-то молодых, полных сил, жаждущих праздника жизни, мы вглядываемся, словно в портрет Дориана Грея, видя там леденящую душу неизбежную правду: на их месте, однажды, могу быть я.
************
Ты здесь: История 14.
Перейти к содержанию.