Эксклюзивный ад
Новенькая душа спускалась в подземелья ада. С этой душой всё было просто: не нужно было отвоёвывать её на мытарствах у ангелов, доказывать вину, записанную в скрижалях. Это была душа атеиста, а значит - она уже принадлежала аду.
В своей земной жизни этот человек не просто отрицал ад и рай, Бога и дьявола. Он презирал всё, что хоть как-то относилось к духовности, а добро считал уделом слабаков и нищебродов. С детства делил людей на лучших и достойных, на худших и недостойных.
А потом, в течение жизни, этот человек брезгливо отворачивался от всех, просивших милостыню у больших и красивых торговых центров, куда заходил за покупками. Он с насмешкой смотрел на выходивших из метро, спешащих в маршрутки, трамваи и троллейбусы рядовых граждан его страны. Он был богат и очень дорожил благами, доступными лучшим из лучших: эксклюзивными благами.
Он создал для себя эксклюзивные условия жизни. Жил в эксклюзивной недвижимости, в которой стояла эксклюзивная мебель. Он покупал одежду и парфюмерию лимитированных серий, а значит - эксклюзивных. Посещал эксклюзивные отели, где должен был быть исключительный, эксклюзивный сервис. Он окружал себя вещами, которые должны были показать всем вокруг, кто он, а кто они. Эксклюзивных женщин, сменявших друг друга довольно часто, чтоб не надоедали, человек считал вещами. Надоел - купил новую. Его не волновала ни их дальнейшая судьба, ни уж тем более их мнение и желания. Они были его вещами. Эксклюзивными.
В своём бизнесе наёмный персонал он не считал за людей. Не считался со своими обязательствами и запросто мог не заплатить совсем. Мог с упоением унижать подчинённого, размазывая его достоинство по стенке, и получал от этого нечеловеческое наслаждение. Сидя в своём эксклюзивном офисном кресле, привезённом с самой лучшей фабрики в мире специально для него, он буквально ощущал себя Людовиком XIV и Калигулой одновременно, и с упоением правил в своём мини-царстве: так, как считал нужным. По эксклюзивному праву, данному ему деньгами.
Он никого не прощал. Ошибки считал признаком идиотизма и никому никогда не давал второго шанса. А наказывал беспощадно, на глазах у других - чтобы никто не осмеливался ему перечить. Ведь мир так зыбок: доверять никому нельзя, а то отнимут его эксклюзивную жизнь.
Теперь же, его душа была напугана. Вокруг стояла кромешная тьма. Но, лишь только лифт замедлялся у этажа, перед глазами умершего человека открывались картины одна страшнее другой: оказалось, что лифт был прозрачным. Совсем как те, в лучших торговых центрах мира, куда он любил ездить за эксклюзивными вещами. Руками бывший человек пытался нащупать кнопки, пытался найти двери, чтобы выпрыгнуть в шахту или на этаж и найти выход. Он думал: "лучше умереть", но потом вспоминал, что он уже умер. И предчувствие необратимого, вечного кошмара, вселяло в него ужас.
А пока, в то незначительное время ухода из жизни человека и спуска его в места вечного пристанища, для напуганной и одинокой души этого некогда большого человека, готовился её эксклюзивный ад.
Этот ад наполнялся горячими слезами людей, оставленных им без средств к существованию, когда он не платил работникам зарплаты, обрекая многих на нужду. В горящую жидкость доливался ядовитый коктейль из его измен и похоти. Подбирался кнут за каждое унижение. Подвозились камни за осуждение, а те, которые были побольше - полагались ему за деление на лучших и худших. Теперь эта несчастная душа обречена быть вечно утопленной в обидах тех, кого он не прощал. Должна плакать от боли, когда очередной камень, брошенный в неё умелыми палачами, попадёт в цель, разрывая оболочку души и оставляя в ней незаживающие раны.
Да, душе была уготована страшная участь: вечность в эксклюзивном аду, созданном индивидуально по чертежу её жизни.
Здесь, в этом мрачном месте последнего пристанища душ, не существует прощения. Не существует надежды. Только вечная боль. Без шанса спастись. По лекалу, созданному за жизнь самим человеком.