Переселенка
Я иду по улице незнакомого мне города. Восхищённо рассматриваю старенькие фасады вперемешку с холёными отреставрированными старинными особняками. Хочу достать фотоаппарат и тут же прячу руку с телефоном в карман, оглядываясь по сторонам.
Кто я?
Я — переселенка, спрятавшая голову в песок. Так думают обо мне люди вокруг: я — "понаехала". Подруга обвиняет в трусости, меня саму съедает чувство вины: часть моей семьи осталась там, дома. И я, засыпая под далёкий звук сирен воздушной тревоги, корю себя на чём свет стоит: я делаю для своей страны так мало! Так ничтожно мало!
Я — мать. У меня на руках сын-дошкольник, которого мне Бог дал вывезти из надвигающегося на наш дом ада. А ещё свекровь — пожилой человек, который отчаянно боится, даже здесь. Она уже почти старушка, неспособная мыслить критически и здраво, человек на закате лет, в котором инфантильность перемешивается с надвигающейся деменцией. Она схватилась за нас, как за соломинку, и умоляла забрать её из Города, в котором прожила всю свою жизнь. Её дом там, куда спустя сутки пришёл ад.
Мы все здесь благодаря деньгам, которые зарабатывает мой муж. Мы не сидим на шее у горожан, мы платим: за жильё, за еду, за свет. И налоги. И деньги — тем, кто с оружием в руках воюет.
Откуда браться всему этому?
Ты всё ещё осуждаешь меня?
Я вижу людей, которые здесь со мной в одной лодке. Я вижу девочек в шубах, которые так бесят местных. Девочек с гиалуронкой в губах, кто, как и я, вывез детей, родителей и платит — до тех пор, пока может. Имею ли я право их осуждать, даже если они и сидят в ресторане? Они живут в гостиницах, потому что им не сдали квартиру, но они же должны где-то есть?
Мы все в одной упряжке. Но уже сейчас, когда не прошло и месяца с момента страшной трагедии нашего государства, мы, украинцы — лебедь, рак и щука. И не нужен враг, чтобы мы уничтожили сами себя: гордыней и осуждением.
Мы, переселенцы — такие же украинцы и патриоты, как и те, кто сидит в подвале и ничего не может сделать в помощь ни одному волонтёру. С той лишь разницей, что отсюда мы можем сделать гораздо больше, чем из подвала. Мы можем работать и перечислять деньги туда, где льётся кровь, чтобы на эти деньги платились зарплаты, покупалась еда. Мы можем здесь координировать всех знакомых и незнакомых, помогая им перебраться дальше за нас, за безопасную границу иного государства.
Между нами пропасть.
Я не выступаю ни за кого из нас.
Я выступаю за Веру, за Библию и за Заповедь: не суди!
Обуйся в мою обувь и пройди мой путь. А я, прежде чем сказать что-то плохое о тебе, должна обуть твою — и идти твоим путём от рождения и до сегодня.
Но только так, с пониманием, с благодарностью каждому маленькому винтику в этой машине, глядя на себя и на свои грехи, оценивая, что каждый из нас может сделать прямо здесь и сейчас, мы сможем всё это поднять и перестроить.
Может, Бог дал нам это, чтобы мы построили новую страну, в которой мы будем единым механизмом, словно муравьишки, строящие свои миры? Ведь, чтобы построить новое, нужно разрушить старое? Кто знает?!
Но эта война должна выжечь в нас главный, общий грех, невидимой, но прочной нитью объединяющий нас с жителями запоребричья — привычку смотреть, а чо там у других вместо того, чтобы вспахивать свой огород.
Сегодня моим лозунгом станет вот это: хватит смотреть на то, что у других! Смотри на себя и на то, что ТЫ можешь сделать для общего блага и процветания.
А судить людей — оставь Богу.